27.09.2010, 21:29
общий
это ответ
Здравствуйте, Антон Соложенцев.
Миропонимание японцев связанно со специфической японской религией - синто, или синтоизм. Согласно Энциклопедии религий Японии, "становление синто, по сути, есть становление японской этнокультуры".
Синтоизм - это политеистическая система верований, сформировавшаяся на основе анимистического взгляда на мир.
В основе синтоистского миропонимания лежит поклонение божествам - ками, которые не только обитают на небесах, но и присутствуют повсеместно, то есть ками не только обладают сверхъестественной силой и могуществом и управляют судьбами живых существ, но и близки к людям в их повседневной жизни.
Как ками почитались предки, которые, считается, наблюдают за здравствующими, охраняют их, помогают им, и божества моря, гор, источников (так называемые ландшафтные божества) божества стихий - ветра, грома, дождя.
Существовало убеждение в том, что божественной природой - митама - обладают конкретные предметы и даже абстрактные понятия, например, добро и зло. По синтоистским понятиям считалось, что будучи сотворены ками, люди чисты и правильны от Природы, а дурные поступки совершаются в результате загрязнения духа, поэтому основной синтоистский обряд - очищение.
Природа воспринималась как олицетворение красоты и гармонии, и вызывала ощущение божественности всего во Вселенной. Именно такое отношение к природе было основой, на которой происходило взаимодействие синтоизма и буддизма. Когда японцы ознакомились с буддийским учением, природа стала восприниматься как одно из состояний и проявлений Будды.
Буддийское учение о посмертном воздаянии за поступки, совершаемые при жизни, восполняло отсутствие в синтоизме представлений о посмертной судьбе человека.
Именно в синто лежат истоки японского национального самосознания, ибо смысл его — в утверждении самобытности японского народа. В нём же и истоки доктрины “кокутай” (принцип органического единства нации, опирающийся на признание национальной исключительности, превосходства японского духа), психологическим обоснованием которой выступает положение синтоизма о том, что боги породили не людей вообще, а только японцев; император — живой бог, потомок солнечной богини Аматэрасу. И даже японское “экономическое чудо”, согласно этой доктрине, является не столько результатом абсолютизации труда, его жёсткой организации и т.д., сколько следствием “божественной одарённости” японской нации.
Японцу никогда не было свойственно воображать себя господином природы, которую он должен завоёвывать, покорять и т. д. Японец любовно вглядывается в природу, тонко взаимодействует с ней, стараясь не нарушить её естественных форм. Человек — дитя природы, её неотрывный элемент, поэтому он не может разрушать природу, он старается вписываться в неё. Умение понимать, чувствовать природу, выражать свои чувства к ней во всех формах своей деятельности, в своей одежде, устройстве жилища, организации сада — всегда считалось обязательным качеством культурного, цивилизованного человека, который умеет по достоинству оценить красоту цветущей вишни, пение цикады, сияние лунного света. До сих пор в самых крупных городах сохраняются священные рощи, окружающие синтоистские храмы (существует запрет на их вырубку).
В наш век,когда проблемы экологии стали как никогда актуальны, ибо природе нанесён значительный ущерб человеком, оказалось очень важным найти формы взаимодействия человека с природой, обеспечивающие их совместное существование и развитие как единой системы. И японская модель отношения к природе, японское искусство, воспевающее,любовно всматривающееся и вслушивающееся в природу, призывающее к тонкому и бережному взаимодействию с ней, слиянию, оказываются очень актуальными и созвучными настроениям современного человека, задумавшегося о дальнейшей судьбе мира. Японское традиционное искусство, выражающее характерное для синто миропонимание, экологично в своём внимательном отношении к природе, в своём содержании и настроении.
По мнению японцев, счастье может быть семи видов: долгая жизнь, материальное благоденствие, честность, удовлетворённость жизнью, известность, мудрость, сила. В верхней точке острова Кюсю расположены семь небольших святилищ богов счастья. Все вместе они зовутся Ситифукудзин, хотя у каждого бога есть и свое имя, и индивидуальные особенности.
Культура Японии зиждется на традициях и бережном к ним отношении. Предки (это не жаргонное обозначение собственных родителей) – это святое, им должно поклоняться, чтить их память и стараться вести себя таким образом, чтобы ни дай боже осквернить свой род и память усопших.
Японцы издревле очень щепетильно относятся к межличностным отношениям, особенно сильно это проявляется в современных условиях – пространство на островах ведь ограничено, а население всё увеличивается. Без должного намёка «Мол, можно» японцы не будут приближаться друг к другу с целью общения или знакомства. Пожалуй, можно обозначить своё желание наладить отношения подарком (касательно которого также имеются свои правила), но если ответных действий после его получения не поступит, то навязываться японец вряд ли станет.
Если японцы знакомятся друг с другом по службе или через знакомого, то первым делом они выясняют друг о друге практически всё – социальный статус, положение по службе, увлечения и т.п. Это не праздное любопытство и не проявление вежливости, это необходимость. Знать, стоите ли вы с собеседником на одной ступени в обществе или на разных (если на разных, то на каких – кто «выше», а кто – «ниже»), японцу необходимо для правильного поведения и разговора. В японском языке существует три типа речи, каждый из которых используется в соответствующем случае. Например, при разговоре с начальством или людьми, стоящими на более значимой ступеньке используется почтительный вариант речи. Японец, который использует обычную речь (если такие, конечно, существуют), считается невоспитанным и с ним вряд ли будут продолжать отношения.
Японцы делят всех окружающих на две большие группы – «ути» и «сото». «Ути» - это, грубо говоря, «свои». Те люди, которым позволено если не всё, то очень и очень многое. Называть только по имени, критиковать, ругаться, дарить подарки и звонить в полночь домой. «Сото» - это все остальные, те, кто не вошёл в группу «ути», с которыми по сути японец не имеет никаких отношений. Окружающие в вагоне метро – это «сото». Японец не связан с ними никакими долговыми обязательствами, поэтому можно с чистой совестью наступить кому-нибудь на ногу, толкнуть локтём под дых и не уступить место беременной женщине – никто и слова не скажет. Именно потому, что все остальные – «сото». Жёстко, не правда ли? На самом деле ничто человеческое японцам не чуждо и большинство ведёт себя вполне адекватно, разве что места, действительно, не всегда уступают. Но это, наверное, потому что просто спят – японское метро считается одним из наиболее спящих в мире, т.к. буквально каждый второй, кто входит в вагон и садится на сиденье, мгновенно засыпает.
В культуре и обычаях японцев, как правило, не принято прямо выражать свои мысли и чувства – на западных варваров, говорящих, чего им хочется здесь и сейчас, японцы смотрят косо и в ответ на вопрос «Чего бы Вам хотелось, чая или кофе?» говорят «И то, и то хорошо», исключительно из боязни обидеть собеседника. Общаясь друг с другом, японцы очень многое не проговаривают вслух, как это сделали бы европейцы, это связано всё с тем же японским обычаем «не терять лица»: если сказать всё прямо и без околичностей, то этим самым вы можете поставить собеседника в неудобное положение, т.к. эту информацию он, к примеру, уже знает. А тут вы ещё раз ему её сообщаете – куда это годится? Как вы могли подумать, что собеседник не в курсе таких простых вещей? Всё, выход один – сэппуку (самоубийство) здесь и сейчас.
В 1686 г. Басё написал свое самое знаменитое трехстишие:
Старый пруд,
Прыгнула в воду лягушка.
Всплеск в тишине.
Здесь сама суть жизни, соединение вечного и сиюминутного, мгновенного. Среди незыблемого покоя - присутствие жизни. Среди вечной тишины – живой звук. Здесь передано ощущение глубины, беспредельности и неподвижности Мира и неописуемое одиночество человека в нем.
В этом хайкай, как и во многих других лучших творениях Басё, ему удается соединить элементы вечного и мгновенного. Старый пруд вечен, но для того, чтобы мы прониклись сознанием его вечности, необходим некий мгновенный сдвиг. Прыжок лягушки, о котором мы знаем по всплеску воды, символизирует сиюминутное в хайкай, но пруд тут же вновь погружается в нескончаемую дремоту. Только возраст пруда, указание на его неизменную природу, по контрасту подчеркивает эфемерность жизни лягушки, благодаря чему раскрывается смысл бытия.